гоголь. морфология земли и власти

E-Book Overview

В монографии делается попытка обозначить историко-культурные истоки мироощущения Н.В. Гоголя (хтоническая мифология, эпика, высокое и «низовое» барокко, народно-смеховая культура - неоднократно прослеженные гоголеведами) в их объективно-логической связи. Актуальность этой задачи обусловлена тем, что Гоголь отразил душевный слом «маленького человека» XIX столетия как результат историко-культурного слома, связанного с концом эпохи «просвещенного абсолютизма». Поэтому исследования исторических пластов художественного мира Гоголя важны в первую очередь как составляющие его душевного мира. В России первой четверти XIX в. богоподобный монарх перестал быть барьером между маленьким человеком и землей. Эта земля утратила чудесность и рациональность, соединенные прежде в царе.

E-Book Content

гоголь, морфология (к ВЛАСТИ О IC манные раки, когда их высыпят из мешка" [VI, 60]. Ь JV Д ^ счастливая деревушка лежит "вдали от подлых... Д°Р 117 [VII, 21]. Разрыв "мировой оси" близнецов как начало до­ рожной путаницы ясно читается в бессилии "симметрич­ но-полярных" дяди Митяя и дяди Миняя растащить эки­ пажи, столкнувшиеся на "расползшихся, как раки", доро­ гах. В итоге близнецы изгоняются, поскольку больше не образуют собою мировую ось, - как и хромой городничий в "Повести". В МД1 царствует дорожная "пустота": "...Уже пошли писать по нашему обычаю чушь и дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие, жидкие кусты моло­ дых сосен... и тому подобный вздор перед ним давно были одни пустые поля ...бедно, разбросанно и не­ приютно в тебе ...осталась ...гладь и пустота окрест­ ных полей" [VI, 21, 77, 220, 92]. В "Переписке" "беспри­ ютность" проезжей дороги - символ МД1 (см. приведен­ ную выше развернутую метафору об остановке на проезжей станции). Социум получает черты неупорядоченности, придо­ рожной обочины: "...Рыночная площадь имеет несколько печальный вид: дом портного выходит чрезвычайно глупо не всем фасадом, но углом; против него строится лет пят­ надцать какое-то каменное строение о двух окнах; далее стоит сам по себе модный дощатый забор, выкрашенный серою краскою под цвет грязи... посреди площади самые маленькие лавочки..." [III, 178]; "Местами... дома каза­ лись затерянными среди широкой, как поле, улицы... ме­ стами сбивались в кучу..." [VI, 11]; "Каменный... дом из­ вестной архитектуры... один-одинешенек торчавший сре­ ди бревенчатой... кучи одноэтажных мещанских... домиков..." [VI, 110]. Центр-обочина подвергается соответствующим смеховым "увенчаниям" с помощью мусора. Так, в "Ревизо­ ре" городничий жалуется: "Что это за скверный город: только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или просто забор, чорт их знает откудова и нанесут всякой дря­ ни!" [IV, 23]. В "Повести" то же говорит Перерепенко: "Уж хороши ваши главные улицы! Туда всякая баба идет вы­ бросить то, что ей не нужно" [II, 259]. Если трясина - пространство "толстых" и подобных им свиней, то проезжая дорога, пространство "тонень­ ких", заполнена собаками. Собака - символ выхолощен­ ной социальности и пустой никчемной подвижности "вок- 118 руг да около"; она наследует волку как абсолютно неупра­ вляемой грозовой стихии (см. [Смирнов 1978, 196-200]); поэтому Ноздрев, держащий собачью свору и волчонка на цепи, сочетает в себе оба начала. В "Повести" Перерепенко, идя в гости к другу в сосед­ ний двор, берет, тем не менее, палку от собак, потому что в Миргороде "гораздо более их попадается на улице, неже­ ли людей..." [II, 230]. В "Вие" собаки и слуги составляют одно сообщество в едином пространстве: "Кухня в сотниковом доме была что-то похожее на клуб, куда стекалось все, что ни обитало во дворе, считая в это число и собак, приходивших с машущими хвостами к самым дверям за костями и помоями" [II, 200]. Отсутствие границы культурного и природного про­ странств позволяет собачьему началу выйти за пределы, полож