E-Book Overview
М.: ГУ ВШЭ, 2008. – 56 с.
В статье «Визуальная антропология империи, или увидеть русского дано не каждому» автор описывает художественные проекты этнического различения в России второй половины XVIII века. Объектом исследования являются образцы костюмного жанра отечественной графики. Елена Вишленкова исследует альбом гравюр А. Дальштейна, рисунки и зарисовки участников экспедиций, гравюры Ж. Лепренса, иллюстрированный журнал Х. Рота и исследование о народах России И. Георги. Анализируя иллюстрации и рисунки как единый визуальный текст, автор устанавливает связь между визуальными образами, культурным мировоззрением, художественными конвенциями, этнографическими познаниями современников, а также намерениями верховной власти создать идеального подданного для империи. В результате Елена Вишленкова выявляет стратегии типизации и обобщения, которыми пользовались рисовальщики, намереваясь показать народы России. Автор считает, что благодаря художественному коммерческому воспроизводству (чайная посуда с этнографическими сюжетами в росписи, скульптурная миниатюра, игрушки, лубки и дешевые гравюры) эти визуальные образы вошли в массовое сознание и стали средством опознавания «настоящих» русских, чувашей, финнов, калмыков и т.д.
E-Book Content
Социологическое обозрение Том 6. № 3. 2007
СТАТЬИ И ЭССЕ Вишленкова Елена*
Тело для народа, или «увидеть русского дано не каждому» «Если наше Я есть для нас единственно сущее, по образу которого мы создаем или понимаем всякое другое сущее: отлично! Тогда крайне уместно сомнение, не имеем ли мы здесь дело с некоторой перспективной иллюзией, кажущимся единством, в котором все смыкается как на линии горизонта. Взяв тело за руководящую нить, мы увидим чрезвычайную множественность…» Ф.Ницше История создания художественного образа русского этноса, берущая начало в XVIII веке, связана с европеизацией культуры российских элит. В условиях «первичного просветительства» элиты оказались вовлеченными в цивилизационную идеологию и стремились «окультурить» свою среду. В ходе этого общего для Восточной Европы процесса дали о себе знать две встречные тенденции: из Западной Европы в Россию пришли «просветители», заинтересованные в описании аборигенов, а внутри страны появились деятели, созидающие нацию для себя. * * * Первые проекты показа восточной империи «в лицах» были составной частью географического, этнографического и статистического описания страны. Они реализовывались в ходе экспедиций, которые Ричард Уортман рассматривает как часть ритуала вхождения русской монархии в западный, римский имидж светской власти [100, p.91]. Это вхождение воплотилось, в том числе, в метафору возникновения и передавалось через символическое движение от невежества к науке, общего для «политичных народов мира». К концу XVII в. развитие экономических связей, географические открытия и исследования, появление и распространение новых средств информационной коммуникации и технических знаний объединили мир в единую цивилизацию, каждый элемент которой выступал как часть системы, а ее стержнем оказывался человек [35, c.56]. Однако именно Человека как вид естествоиспытателям было труднее всего классифицировать и внести в организованный универсум «Homo Monstruosus». Накопление знаний о живущих на земле людях уже в XVI-XVII вв. поставило перед европейскими интеллектуалами несколько первоочередных задач: выработать единый язык описания народов и племен; систематизировать собранные данные; и открыть рациональную (в противовес религиозномифологической) логику порождения этнического разнообразия [76]. Объявленная европейской империей Россия должна была определить своё место в создаваемой системе вещей, народов и культур [99, p.27-57]. Следуя общему устремлению современной науки найти «порядок» в мире, российские исследователи придерживались в описаниях народов и территорий определенной схемы или вопросника.